Виды имущества, могущие быть предметом мошенничества

Этот взгляд поддерживается и кассационным сенатом, хотя, впрочем, решение, высказывающее его, нельзя назвать верным, так как сенат смешал имущественный ущерб с опасностью для имущественной сферы лица (см. ниже), признав предметом мошенничества даже последнюю. Псковской окружной суд в деле Волейко и Фролова требовал для признания мошенничества, чтобы виновный не имел права собственности на ту вещь, которая стала предметом преступления; поэтому обманные действия относительно собственных вещей, подлежащих продаже за долг другому лицу, он отказался признать преступным похищением чужого имущества, Но сенат (IV, 321) нашел, что как скоро определенное имущество лица стало обеспечением имущественного права другого (что, при отсутствии заклада, начинается только с момента описи), то оно может быть предметом мошенничества со стороны самого собственника. Правда, в деле Волейко представлялось лишь притворное обязательство ко вреду прав кредитора, что вовсе не соответствует условиям обмана как способа действия его, но это уже другой вопрос.

На основании этого же начала, разделяемого и судебною практикою, для признания имущества «своим» в делах о мошенничестве вовсе не следует требовать, чтоб виновному принадлежала та именно вещь, которую он выманил посредством обмана; достаточно, чтобы ему принадлежало выманенное им право, так что приобретением вещи он только делает возможным осуществление своего права, все равно, опирается ли оно на формальные документы или нет. В краже, наоборот, вопрос ставится о тождестве похищенной вещи с вещью, принадлежащею виновному, и если напр., я краду у закладчика не заложенную мною, а другую хотя и равноценную вещь, то о наличности кражи не представляется никаких сомнений. Поэтому выманивание обманом должной мне или равноценной долгу вещи не составляет мошенничества, так как я осуществляю свое имущественное право. Этот взгляд признан и уг. кас. сенатом в решении по делу Фомина (IV, 122). Фомин послал к Бабанову работника с 35 руб. для покупки мяса; свесив мяса на всю эту сумму и получив деньги, Бабанов затем отпустил мяса только на 13 руб., а остальные 22 руб. удержал за долг ему Фомина, который, впрочем, долга этого при разбирательстве не признал. Бабанов был подвергнут ответственности только за самоуправство, что одобрено сенатом.

Рассмотрение видов имущества, могущих быть предметом мошенничества, приводит к тому заключению, что предмет его и кражи не Одинаков. С одной стороны он шире, что обусловливается способом действия, благодаря которому многие виды имущества оказываются гарантированными против кражи и беззащитными от мошенничества; таковы право фирмы, права отвлеченной собственности, права в чужой вещи, обязательственные отношения и пр. В этом отношении с мошенничеством ближе сходится другое имущественное преступление, не имеющее у нас того значения, какое придает ему уголовное право западной Европы под названием вымогательства, extorsion, Erpressung. Под ним разумеется побуждение лица посредством насилия отказаться в пользу виновного от какого либо имущества или выдать на себя какое либо обязательство и т. под так что, оно обнимает всякое имущество в тех же размерах, как и мошенничество. У нас также существует преступление вымогательства, но оно разбито на несколько, совершенно отдельных видов: насильственное побуждение к выдаче на себя обязательств (ст. 1686, 1687 Улож.), грабеж и разбой в смысле насильственных действий, которыми другое лице побуждается передать виновному какую либо наличную вещь (ст. 1627, 1637) и служебное вымогательство (ст. 377 Улож.)— Различие предмета мошенничества и кражи вытекает само собою из различия способа действия; в том и другом преступлении; поэтому оно обыкновенно не указывается законодательствами, которые с полным основанием могут предоставить разработку этого вопроса деятельности юристов. В самом деле, мы повсеместно замечаем, что судебная практика понимает предмет мошенничества гораздо шире, чем предмет кражи и, след., не считает их тождественными [18]. Но криминалисты— теоретики, высказывая приводимыми ими примерами свое согласие с взглядами судебной практики, продолжают утверждать в общем определении мошенничества, что предмет его и кражи один и тот же [19]. Они забывают, что различие в способе действия обусловливает и различие в предмете нарушения, так что хотя законодатель, указывая способ действия мошенничества, имеет полное право удержаться от указании тех влияний, какие производит характер действия на объем предмета нарушения, но наука не может сваливать с себя этой обязанности.